Андрей Солдатов

Тем летом сотрудники многих московских офисов страдали от жары, а в мансарде пятиэтажного здания в районе Старого Арбата еще и не было кондиционера.Редакция газеты «Версия», еженедельника с довольно скандальной репутацией, располагаласьпрямо под крышей.

В 2002 году я работал там начальником отдела «Национальной безопасности», и моими подчиненными были такие же, как я, молодые репортеры, задачей которых, как несложно догадаться, было писать о спецслужбах. Общаться с офицерами ФСБ и СВР нам помогало то, что многие из них любили читать газету «Версия». Газетой владела очень красивая и образованная женщина, у которой была явная страсть к черным джипам и норковым шубам. В ее кабинете на видном месте висела ее фотография с директором ФСБ Николаем Патрушевым.

К тому времени Владимир Путин сидел в Кремле уже два года, и было ясно, что он активно расставляет своих бывших коллег из органов на важные места во всех слоях общества. Но что на самом деле хотели эти люди, до конца было не ясно, и это давало нам, как репортерам, большой простор для работы и повышало значимость нашего отдела.

Однажды секретарь редакции принесла мне письмо в конверте без имени отправителя. Внутри лежал листок бумаги, на котором было всего лишь три абзаца текста, написанного печатными буквами, подписи не было:«Согласно закону«Об органах ФСБ в РФ», одним из основных направлений органов ФСБ РФ является разведывательная деятельность (ст. 8). Согласно Указу Президента РФ 1999 г. для этих целей созданы Органы Внешней Разведки ФСБ России (звучит, как нонсенс, на деле обычная конкуренция между спецслужбами внутри страны и за ее пределами)».

Анонимный автор послания снабдил официальный текст своим комментарием и пояснил, что органы внешней разведки ФСБ входят в структуру Управления координации оперативной информации (УКОИ), которое возглавляет Вячеслав Ушаков, протеже Путина. В конце 90-х, когда Путин стал директором ФСБ, Ушаков, который к тому времени уже ушел в отставку, получил приглашение вернуться.

В России уже существовало две разведки: ГРУ, военная разведка, которая появилась при большевиках, прошла всю Холодную Войну и сохранилась и в новом государстве в том же виде, и СВР, наследница ПГУ КГБ (Первого Главного Управления).

Зачем создавать третью разведку внутри ФСБ, спецслужбы, которая должна заниматься совершенно другими задачами, – контрразведкой и борьбой с терроризмом? Причина, как пояснил аноним в письме, в том, что произошло сразу после распада СССР.

Российские спецслужбы установили специальные взаимоотношения с бывшими советскими республиками (кроме прибалтийских государств), и помогли тем строить свои собственные спецслужбы. В апреле 1992 года СВР подписала соглашение с разведками Украины, Грузии, Белоруссии и государствами Центральной Азии, договорившись не вести шпионажа против друг друга. ФСБ, однако, никогда не подписывала такого соглашения и чувствовала себя свободной от всяких обязательств.

Кроме того, в ФСБ считали, что у службы до сих пор есть разведывательные подразделения, которые ей достались от КГБ. В советские времена разведка и контрразведка были тесно связны. Помимо шпионажа за рубежом, КГБ «вела разведку с территории», под этим эвфемизмом подразумевалось вербовка иностранцев в СССР с перспективой их использования в будущем, когда они вернутся к себе на родину. Региональным управлениям ФСБ было поручено вербовать иностранцев, путешествующих по стране. В каждом региональном управлении был так называемый первый отдел, который занимался иностранцами.

На практике это значило, что, когда американский студент приезжал в Россию, местное управление КГБ присматривало за ним, дожидаясь удобного момента, чтобы попытаться завербовать его. Когда КГБ расчленили на части, первые отделы так и остались в распоряжении ФСБ и продолжили заниматься тем же самым. Но КГБ как организации, координирующей всю деятельность, уже не существовало, и ФСБ использовала это как предлог, чтобы создать специальное координирующей управление в центральном аппарате, а заодно и расширить свою зону ответственности. Существование первых отделов и невозможность СВР вести разведдеятельность на территории бывших советских республик дали ФСБ возможность начать шпионить за ближайшими соседями России.

Автор письма считал, что появление нового управления объяснялось желанием создать больше возможностей для получения генеральских званий. Наши источники на Лубянке согласились с этим. ФСБ росла, и спецслужба собиралась усилить контроль над армией, другими спецслужбами и правоохранительными органами. И стремление ФСБ вести разведдеятельность за рубежом укладывалось в рамки того же тренда на расширение полномочий службы, — и это поощрялось президентом, бывшего директора ФСБ. Мы направили журналистский запрос от газеты «Версия» пресс-секретарю ФСБ и спросили, правда ли, что в ФСБ есть новое подразделение, занимающееся шпионажем.

Руководитель ЦОС ФСБ Андрей Ларюшин напрямую не подтвердил существование такого управления, но косвенно согласился с этим: «Насчет того, есть такой указ или нет, это секретная информация. В принципе, существование такого указа логично. Если не будет такого указа, то будут противоречия между ФСБ и СВР. Это указ стал необходим с того момента, как разведку и контрразведку разделили на разные ведомства. Иначе будут противоречия между СВР и ФСБ, подобно тому, как в США ФБР и ЦРУ периодически вторгаются в сферы друг друга».

Я напечатал тогда заметку о письме и о фактическом признании со стороны ФСБ и забыл об этом.

А четыре месяца спустя террористы захватили театральный центр во время спектакля «Норд-ост» и взяли в заложники тысячу человек.

ФСБ тогда очень не понравилось, как журналисты освещали теракт, особенно операцию по освобождению заложников. Тогда в зрительный зал закачали газ фентанил, чтобы незаметно усыпить террористов (что не вышло), но не смогли обеспечить достаточное количество антидотов для заложников, в результате почти все погибшие умерли не от рук террористов, а от отравления газом.

Мы старались честно писать обо всем происходящем, и это разозлило ФСБ. Через несколько дней после теракта сотрудники ФСБ пришли с обыском в реакцию газеты «Версия». Они забрали наши компьютеры и начали вызывать меня и моих коллег на допросы, включая главного редактора и технических сотрудников верстки. Фотография, на которой cовладелица холдинга жмет руку директору ФСБ, больше не помогала.

После захвата заложников на мюзикле «Норд-Ост» спецслужбы и государство изменили свой подход к взаимоотношениям со СМИ. Мои коллеги из независимых СМИ теряли работу каждый год, переходя из одной газеты в другую. В 2008 году я уже работал в отделе расследований «Новой газеты», несколько журналистов которой были убиты за свои репортажи и расследования.

Однажды я сидел за своим рабочим столом в редакции и пытался справиться с эмоциями: напротив меня сидел офицер ФСБ, который пришел ко мне не для того, чтобы вызвать меня на допрос, а чтобы рассказать свою историю. Неброско одетый мужчина лет пятидесяти оказался полковником. Что самое интересное, он оказался полковником УКОИ, подразделения, о котором я уже практически забыл. К тому времени я проработал восемь лет репортером, и я встречал самых разных офицеров ФСБ: важных генералов, оперативников, занимающихся борьбой с терроризмом, спецназовцев, взрывотехников, cледователей и даже осведомителей, завербованных для слежки за оппозицией. Но я никогда не общался с офицером разведки ФСБ.

Михаил – так он мне представился, — был татарином по национальности и родился в Узбекистане. В КГБ Михаил пошел служить, как он сам сказал, из идеалистических побуждений. Он начал свою карьеру как оперативник, который должен был следить за исламистскими движениями в СССР. В 90-е Михаила перевели в Москву в Управление по борьбе с терроризмом, где его специализация оказалась очень кстати. В первый же день работы на Лубянке у Михаила вышел конфликт с пьяным начальником, который набросился на него с обвинениями в татаро-монгольском нашествии и потребовал от него извиниться за то, что произошло в 13-ом веке. На самом деле у моего собеседника было татарское имя, но из-за ксенофобии внутри спецслужбы он начал представляться русским именем Михаил, по звучанию отдаленно напоминающем его родное татарское.

Когда УКОИ только сформировали, рассказал Михаил, его перевели в новое подразделение. И хотя поначалу появление УКОИ выглядело как чисто бюрократическая уловка, вскоре новой разведке нашли реальное занятие.

Всего год с того момента, как я получил анонимное письмо, народные протесты, известные как «оранжевые революции», снесли несколько режимов на постсоветском пространстве: революция роз в Грузии в 2003 году, оранжевая революция на Украине в 2004, и революция тюльпанов в Кыргызстане в 2005.

И каждая новая революция вводила Путина в состояние все большей паранойи. Москва теряла контроль над странами, которые, по ее мнению, должны быть в ее сфере влияния. Путин во всем происходящем видел только руку США и их союзников в Европе и хотел восстановить статус-кво, а также предотвратить новые революции. УКОИ должно было помочь разрешить эту проблему.

В 2004 году Управление Координации Оперативной Информации повысили в статусе, и превратили в Департамент Оперативной Информации (ДОИ), а его шеф Ушаков стал замдиректора ФСБ. Вскоре Ушакова заменил Сергей Беседа, высокий представительный генерал, который раньше работал в подразделении ФСБ, работающим с Администрацией Президента. Беседа хорошо распорядился своим положением и наладил отличны связи наверху, завоевав доверие Путина. После этого офицеров ДОИ стали встречать в Беларуси, Молдове и Абхазии. Там они не только собирали информацию, но и пытались влиять на местную политику. В Беларуси офицеры ФСБ помогали Александру Лукашенко на выборах в 2003 году. В Молдове генерал ДОИ пытался завербовать известного местного политика и переманить его на сторону Москвы. А в 2004 году руководство ДОИ поехало в Абхазию поддержать пророссийского кандидата в президенты Рауля Хабжимбу, но он все равно проиграл выборы.

Тем временем Михаил оставался в Москве: ФСБ прикомандировало его к столичному правительству, где он должен был надзирать за городской политикой по отношению к мусульманам. Например, за таким важным делом, как строительство новой мечети в городе. Помимо этого, Михаил занимался оперативной работой, вербуя источники в этнических общинах Москвы.

В 2000-е годы ФСБ усилило практику, существовавшую с советских времен, направлять прикомандированных сотрудников в разные министерства и ведомства, а также коммерческие компании. У ФСБ были тысячи таких прикомандированных сотрудников тысячи в Москве. Внутри ФСБ получить такую работу всегда считалось большой удачей, потому что, если офицера прикомандировали в энергетическую компанию или банк, он получал намного большую зарплату, чем в ФСБ. А если офицер прикомандирован к правительству, у него открывались другие широкие возможности улучшить свое материальное положение.

Михаил пришел в редакцию, потому что считал, что его коллеги из зависти к его положению затеяли интригу против него. Хотя его зарплата была не такой уж и большой, его должность давала, в теории, отличные возможности сделать хорошие деньги на стороне. Многие внутри ФСБ хотели получить эту должность.

Я написал статью о том, что рассказал Михаил, и на всякий случай вынес из своей квартиры документы, которые не должны были попасть в руки ФСБ. К 2008 году против меня уже было три уголовных дела, и я прошел через серию утомительных и бессмысленных допросов в следственном управлении ФСБ Лефортово, расположенном в одном здании с печально известной тюрьмой.

Два месяца спустя я прилетел в Таллин на конференцию о СМИ и спецслужбах, организованную местным исследовательским центром в стеклянной башне местного отеля Reval. Я приехал поддержать журналистку Наталью Морарь, прожила в России шесть лет и работала в журнале New Times, после чего ей запретили въезд в Россию как гражданину Молдовы. Все понимали причину: она написала статью об отмывании денег через банки, и в ней упоминалось имя тогдашнего замдиректора ФСБ Александра Бортникова.

Зал в отеле был заполнен эстонскими парламентариями, высокопоставленными чиновниками и журналистами, но организаторы предупредили нас, что во втором ряду сидит дипломат из российского посольства.

Публика с огромным интересом слушала Наталью Морарь, ее буквально засыпали
вопросами, но один вопрос был адресован мне: что вы можете сказать о деятельности российских спецслужб, особенно ФСБ, в Эстонии. Я ненавижу такие вопросы — я не специалист по Эстонии, — но аудитория ждала ответа, и я не нашел ничего лучше, как указать на российского дипломата во втором ряду: «А почему бы вам не задать этот вопрос представителю России во втором ряду,» – cказал я. На мой взгляд, он выглядел как шпион под прикрытием, и не был похож на дипломата. А учитывая, что мы находились на территории Эстонии, бывшей советской республики, скорее всего, она входила в сферу деятельности ДОИ.

Повисла тишина, и дипломат встал и выбежал из зала.

Cледующим утром я прилетел в Москву. В Домодедово пограничник, просканировав мой паспорт, внимательно посмотрел на меня и стал звонить по телефону. Пришли двое сотрудников ФСБ и отвели меня в отдельную комнату, где я провел три часа в полном одиночестве. Потом они вернулись и отдали мне мой паспорт. Я был свободен, но мне дали понять: не трогай наших людей за границей.

Два года спустя, в июне 2010 года, я получил второе письмо. Если быть точным, это был email. Также, как и прошлое письмо, этот email был анонимным. В нем сообщалось, что недавно появился сайт, созданный сотрудниками ФСБ, на котором опубликованы важные документы ведомства.

Название сайта звучало интригующе — lubyanskayapravda.com. На «Лубянской правде» действительно были выложены очень важные документы. Среди них был рапорт на имя Путина о проведенном активного мероприятия. На многих документах стояла подпись генерала Беседы, начальника ДОИ. В документах рассказывалось об операциях  проведенных на территории Украины, Туркменистана и других постсоветских республик.

В одном из рапортов ДОИ ФСБ отчитывался о поддельном документе, который был изготовлен, чтобы подорвать отношения между Украиной и Туркменистаном. В поддельном письме украинских спецслужб говорилось, что Украина якобы финансирует оппозицию в Туркменистане. ДОИ слила этот рапорт в украинские СМИ, и по иронии судьбы российская СВР приняла подделку за чистую монету и доложила об этом письме Кремлю. Беседа в рапорте просил сообщить СВР, что это было не настоящее письмо. В это время я уже не работал в «Новой газете», и опубликовал небольшую заметку на независимом сайте Ej.ru. Ни одно СМИ тогда не обратило внимания на эту историю, а через неделю и сам сайт lubyanskayapravda.com исчез из сети. Мои источники рассказали, что ФСБ нашла источник утечки и несколько человек были арестованы.

К 2014 году Сергей Беседа пошел на повышение и возглавил Пятую Службу ФСБ (ДОИ входит в эту службу), и Украина снова появилась в его биографии. В апреле 2014 года министр иностранных дел Украины отправил запрос в МИД России с просьбой опросить Беседу. Киев утверждал, что Беседа был в Киеве 20 — 21 февраля — во время событий на Майдане.

Правительство Украины посчитало, что допросить Беседу необходимо для выяснения «в рамках досудебного расследования в уголовном производстве о многочисленных убийствах граждан Украины, совершенных во время проведения массовых мероприятий в Киеве в период 18-22 февраля 2014.»

ФСБ подтвердила, что Сергей Беседа был в Киеве в это время, но, утверждала, он приехал в Киев, чтобы проверить уровень «физической защиты» российского посольства, — версия, в которую на Украине никто не поверил. С 2014 года Беседа находится под американскими и европейским санкциями. ФСБ, как утверждает Министерство финансов США, «участвовала в финансировании и поддержке деятельности сепаратистов в Крыму и восточной Украине».

Разведка ФСБ, ставшая третьей разведывательной службой России и путинским жандармом за рубежом, продвигает кремлевскую повестку, используя все доступные средства, в постсоветских странах. И не только в них.

Российские спецслужбы всегда были одержимы символикой, начиная со времен большевистской революции, ведь новый режим нуждался в новой выразительной иконографии. Красная Армия обожала красные звезды, КГБ – щит и меч.

Путинские спецслужбы продолжили эту традицию, играя в геральдику. Каждое подразделение ФСБ разработало свою собственную символику, которая была по большей части очень прямолинейной: пронзенный копьем дракон – это Служба по защите конституционного строя и борьбы с терроризмом, замочная скважина – наружное наблюдение, и т. д. ДОИ, как я узнал, выбрал для своего герба изображение земного шара. Такое же, как у СВР, на чью территорию они и заступили. Все больше офицеров ДОИ прикомандировывается сейчас к российским посольствам по всему миру.

Много лет спустя, собирая материал для нашей новой книги «Свои среди чужих», я и мой соавтор Ирина Бороган узнали, что ДОИ поручили также присматривать за российской диаспорой за границей, третьей по размеру в мире. C 2010 года замглавы ДОИ является постоянным членом правительственной комиссии по делам соотечественников.

ДОИ также заступила на территорию МИДа, ведь этот департамент входит в состав Службы оперативной связи и международных связей. Какие бы санкции американцы или европейцы не накладывали на подчиненных Беседы за их деятельность на Украине или где-либо еще, именно с сотрудниками службы Беседы им приходится разговаривать, когда речь заходит о таких сложных регионах, как Сирия. Поэтому неудивительно, что давно ходят слухи о том, что Беседа — один из кандидатов на пост главы ФСБ.

Во время Холодной Войны СССР проводил свои операции за рубежом, используя две разведки – ПГУ КГБ и ГРУ. Спустя десять лет после распада Союза Путин создал третью разведслужбу, чтобы упрочить свой контроль над гораздо меньшей страной.

Agentura.ru 2022