Андрей Солдатов

С 2016 года, когда российские спецслужбы и прокси группы поймали за руку при попытке вмешаться в выборы в США, мировое экспертное сообщество стало говорить об Интернете с точки зрения угроз, а не возможностей. Российские, китайские, иранские и северокорейские хакеры и тролли нашли способ использовать Интернет для распространения дезинформации и пропаганды, подрывая западные демократии дикими теориями заговора и откровенной ложью. Глобальные платформы, такие как Facebook, Twitter и Google, когда-то казавшиеся маяками западного предпринимательского духа и свободы творчества, были полностью скомпрометированы. Глобальность коммуникаций, которая была мечтой в 1990-х и 2000-х годах, внезапно стала серьезной уязвимостью для западного общества.

Это мрачное восприятие Интернета идеально соответствовало тому, как видел Интернет Владимир Путин. Путина и его ближайших соратников из КГБ приучили смотреть на мир с точки зрения угроз. С момента прихода к власти Путина одной из этих угроз был Интернет — самая первая Доктрина информационной безопасности Российской Федерации, подписанная Путиным в 2000 году, упоминает в списке потенциальных угроз «манипулирование информацией (дезинформация, сокрытие или искажение информации».

До 2016 года между западными и российскими чиновниками существовал конфликт терминов, в которых они были готовы говорить об Интернете. На Западе использовали термины «кибербезопасность» и «киберугрозы», потому что хотели обсуждать безопасность сетей, в то время как российские и китайские чиновники настаивали на использовании терминов «информационная безопасность» и «информационная война». Они считали, что контент в Интернете представляет угрозу Кремлю и политической стабильности режима, который они решили защищать, создавая «цифровой суверенитет» России.

Однако после 2016 года многие американские киберэксперты признавались мне, что Кремль, возможно, был прав — онлайн-контент, в первую очередь в социальных сетях, действительно может представлять угрозу для демократии.

Хакерские атаки Кремля в США и Европе часто заканчивались ничем, но один раунд Путин выиграл. Он заставил мир думать о величайшем достижении западной цивилизации — Интернете — в мрачном и даже параноидальном свете.

И это выглядело вполне логичным. Операции по дезинформации не прекратились после фиаско 2016 года, также, как и хакерские атаки. И уже общим местом стало считать, что каждый кризис с Россией будет сопровождаться дезинформационной кампанией в сочетании с кибератаками.

И действительно, вместе с российскими танками, входящими на территорию Украины, начались и российские дезинформационные операции и кибератаки. Но – вот хорошая новость – никакого серьезного ущерба Украине нанести не удалось. 

Кремлевский нарратив о «специальной военной операции» против нацистов также не получил большой поддержки в мире. Самые мрачные прогнозы об информационной стороне войны оказались ошибочными, по крайней мере, на этом этапе войны.

На самом деле произошло обратное. Впервые с 2016 года ситуация изменилась: социальные сети стали инструментом распространения новостей о том, что происходит в Украине для тех россиян, кто хочет знать правду о войне. Сегодня военные преступления документируются практически в режиме реального времени. Благодаря журналистам и соцсетям мы знаем, каково было пережить бомбежки в Киеве, что чувствовали жители в Буче и осажденном Мариуполе. Благодаря социальным сетям мы увидели настоящее лицо войны. Мы знаем, как выглядят и звучат украинские солдаты, мирные жители и волонтеры. Мы знаем, как выглядят и звучат российские солдаты, а также российские активисты и просто люди, протестующие против войны.

Кремль изо всех сил пытался обеспечить информационную монополию, как только началась война. 24 февраля кремлевские цензоры предписали российским СМИ использовать только официально одобренную информацию о происходящем в Украине. Само слово «война» было запрещено, и вместно него предписано использовать выражение «специальная военная операция». 4 марта российский парламент принял закон о фейковых новостях о войне, предусматривающий тюремное заключение на срок до 15 лет за распространение информации о войне, противоречащей позиции российского правительства.

Но глобальные платформы, осыпаемые проклятиями до войны, отказались сотрудничать с Кремлем. Российские цензоры потерпели неудачу не в последнюю очередь потому, что такие платформы, как YouTube, Facebook и Twitter, отказались поддаться давлению Кремля и не дрогнули перед угрозой блокировки. И когда Facebook, Instagram и Twitter были заблокированы, сервисы делали все, чтобы остаться доступными для своих российских пользователей — например, даже предложили россиянам возможность использовать Facebook в Tor.

YouTube, наряду с Telegram, стал основным источником неподцензурных новостей на русском языке — многие мои коллеги, журналисты, вынужденные покинуть страну, перешли на каналы YouTube и Telegram и обрели многомиллионную аудиторию. Многие россияне смотрят антивоенные каналы на YouTube также, как раньше включали телевизор по утрам.

И глобальные коммуникации теперь стали самой большой надеждой на пробуждение общественного сознания в России.

Опубликовано на английском в LMC

Agentura.ru 2022